Когда вся страна уселась в среду вечером смотреть игру Англии с Хорватией, я почувствовал в воздухе оптимизм. Ощущение, что все будет в порядке. Я хочу сказать – эй, ведь Англия давала прикурить бразильцам, когда Хорватия еще не существовала как страна. Так какие у этих смуглых югославских головорезов могут быть шансы? Они были мелкой рыбешкой в бассейне с акулами. Их ждало не поражение. Их ждало пожирание.

Хммм. Боюсь, я знал, что мы проиграем, еще за несколько секунд до начала матча. Я посмотрел, как наши игроки бормочут национальный гимн, и понял, что им на самом деле наплевать на то, что они играют за Англию. Потому что они не знают, что такое Англия. И, по правде говоря – я тоже.

Когда я был в их возрасте, все было предельно ясно. В газетах писали: "Туман над Каналом: Европа отрезана". Когда Питер Устинов прилетал в аэропорт JFK и читал надписи "Граждане США" и "Иностранцы", он спрашивал охранника, куда идти Британцам. Мы стояли особняком, мы были другими, мы были лучше.

У нас были темно-синие паспорта в твердом переплете с личным посланием от Королевы на внутренней стороне, в котором "требовалось", чтобы иностранные таможенники позволяли владельцу беспрепятственно делать все, что ему или ей захочется. Киньте такой на стол французу, и удар картонки с визами заставит маленького прыщавого грубияна сесть по струнке – это уж точно.

Мы спасали мир от тирании так часто, что сбились со счета; мы принесли хороший тон, культуру и крикет на каждый континент и каждый коралловый остров. Мы плавали на железных пароходах в Америку, когда они еще пользовались плетеными лодками. Нас определяли наше великолепие, наше превосходство, наши технические ноу-хау.

Сегодня все несколько иначе. Упомяните войну, и советник по корректности скажет вам, что мы должны сопереживать немцам, которые раскаиваются за ошибки прошлого. "А вообще знаете что, детки, – на самом деле именно британцы изобрели концентрационные лагеря..."

Империя? Когда я ходил в школу, учителя с гордостью рассказывали о том, как маленький остров на севере Атлантики покорил четверть мира, но теперь все, о чем они твердят – это работорговля и то, как мы должны потупить взгляды от стыда.

Понятно. Значит, мы должны простить Германии вторжение в Польшу. Но я должен казнить себя до смерти каждую ночь, потому что мой пра-пра-пра-прадед перевез какого-то парня из дыры в Гане на Барбадос. На самом деле, я теперь даже не могу говорить, что мы – британцы, потому что тогда вся Шотландия разом переметнется через границу, выльет овсянку мне на штаны и запихнет чертополох мне в зад.

Я считаю, что люди должны чувствовать себя частью банды, частью племени. И я также считаю, что мы должны чувствовать гордость за свою банду. Но все, что мы теперь слышим – так это что нам в Англии нечем гордится. В мире добродетели мы – растлители малолетних и насильники.

Наши солдаты были убийцами. Люди, стоявшие у истоков нашей империи, были ворами. Наша классовая система была нелепой, а наша промышленная революция запустила в действие цепочку событий, которые в конечном счете прикончат каждого полярного медведя в Арктике.

Дальше – хуже. Ведь если ты назовешь себя патриотом, люди с бородами и сандалиями придут посреди ночи к твоему дому и разукрасят твою парадную дверь лозунгами Британской национальной партии. Это единственная в мире страна, где национальный флаг считается оскорбительным. Неудивительно, что игроки сборной Англии без особого удовольствия исполняли национальный гимн. Он на английском языке – а это тоже оскорбительно. Если только его не будут синхронно переводить на урду и язык жестов.

А ведь еще есть вопрос национального характера. В прошлом, когда мальчикам на школьном собрании сообщали о кончине матери, они должны были преодолеть свое горе хорошей игрой в регби. Слезы существовали только заграницей. Но только не сейчас. Нам приказали хныкать, как американцы, когда погибла Диана, и ни один новостной сюжет сегодня не обходится без какого-нибудь жирного гопника, оплакивающего свой снесенный дом. У меня вообще иногда складывается такое впечатление, что вся эта травля на Кейт МакКанн началась именно потому, что она умеет держать эмоции при себе.

Каждый день мы читаем в некрологах о мужчинах, которые продолжали атаку на немецкие пулеметные гнезда даже несмотря на то, что им поотрывало руки и ноги. Сегодня инвалидам ставят памятник на Трафальгарской площади только за то, что они забеременели. Завтра все некрологи будут посвящены людям, которые спасали других от неминуемой смерти, заставляя их носить светоотражающие жилеты. Трусость стала новой храбростью.

А что касается того раненного солдата, который недавно сказал в интервью: "Я поехал в Афганистан, а все, что получил взамен – вот этот дерьмовый протез", то раньше я бы сказал, что это типично по-английски. Но не теперь. Ведь это ужасно. Неуважение к инвалидам. И вообще какого черта ты, детоубийца, забыл в Афганистане?

Понимаете? Мы не можем гордиться своим прошлым, потому что в нем нет ничего хорошего, мы не можем использовать британский юмор, потому что он – оскорбительный, и мы не можем проявлять сдержанность в кризисных ситуациях, потому что армия бюджетных советников говорит нам бесконтрольно рыдать над каждой мелочью.

Закончить хочу вопросом. Он адресован всем закулисным либералам – правительственным советникам, у которых сердце кровью обливается за равные возможности, права человека и сокращение парниковых газов: "Я англичанин. Что в этом хорошего?"

Готов поспорить – у них нет ответа. И пока они его не найдут, мы, скорее всего, больше никогда не выиграем в футбол.