Майк Лебедев надеюсь не такой мнительный как тити,посему
995657) Mike Lebedev 13.12.2006 17:47:21
Отрывок из повести В.Катаева "Белеет баннер одинокий..."
В роли мадам Стороженко - Л.Федун
В роли Гаврика - Иван "Заводной мандаринчик"
Гаврик терпеливо дожидался, когда его заметят. Но торговка, хотя давно увидела мальчика, продолжала делать вид, что не замечает его.
Таков был корпоративный базарный обычай. Кому нужен стадион, тот пусть и ждет. Ничего. Не сдохнет - постоит.
- Кому на новый стадио? ВИП! Ложи, ложи, ложи! – закричала торговка, передохнув, и вдруг, не глядя на Гаврика, сказала: - Ну? Покажь!
Мальчик открыл дверцу сектора и придвинул его к торговке.
- Болельщики, - сказал он почтительно.
Она запустила на сектор пятерню и проворно вытащила несколько болельщиков; посмотрела на них вскользь и уставилась на Гаврика круглыми глазами, черными и синими, как портвейн "изабелла".
- Ну? Где ж болельщики?
Гаврик молчал.
- Я тебя спрашиваю: где болельщики?
Мальчик в тоске переступил с ноги на ногу и скромно улыбнулся, желая превратить неприятный разговор в шутку.
- Так вот же болельщики, тетя. У вас в руках. Что Вы, не видите?
- Где болельщики? - закричала вдруг торговка, делаясь от гнева красной, как свекла, - Где болельщики? Где «заполняемость»? Покажи мне, где? Я не вижу. Может быть, вот это, что я держу в руках? Так это не болельщики, а воши! Тут разве есть, кому «вжарить» суппорт? Тут даже некому «вжарить»! Что вы мне все носите мелочь и мелочь со своими «за воротами»! Носите жидам свою мелочь!
Гаврик молчал.
Конечно, нельзя сказать, что болельщики были крупные, авторитетные, но уж всяком случае и не такая мелочь, как кричала торговка. Однако возражать не приходилось.
Окончив кричать, торговка совершенно спокойно принялась перекладывать деньги болельщиков в свою «мошну», ловко отсчитывая десятки. Ее руки мелькали так быстро, что Гаврик не успевал следить за счетом. Ему казалось, что она хочет его обдурить. Но не было никакой возможности проверить. На сектор ходили и пассивные болельщики-«кузьмичи», и приезжие, и даже вообще абсолютно случайные люди.
Поди разберись!
Гаврика охватил ужас. Он вспотел от волнения.
- Для ровного счета две с половиной сотни, - сказала торговка, закрывая сектор. - Забирай свои расчеты. До свиданья. Скажешь деду, что с него еще остается восемьдесят. Чтоб он помнил. И пускай больше не присылает мелочь на сектор, а то вообще останемся в «Луже»!

Мальчик остолбенел. Он хотел что-то сказать, но горло сжалось.
А торговка уже кричала, не обращая на него ни малейшего внимания:
- ВИП, ВИП, ВИП! Ложи, ложи, ложи!
- Мадам Стороженко, - наконец с большим трудом выговорил мальчик, - мадам Стороженко...
Она нетерпеливо обернулась:
- Ты еще здесь? Ну?
- Мадам Стороженко... на сколько же Вы собираетесь строить стадио?
- Тридцать тысяч, из них пять тысяч на ВИП, семь на Хуип, да вы мне остались один рубль пятьдесят пять с прошлого сезона, значит, еще с вас восемьдесят. Так и скажешь дедушке. До свиданья.
- Тридцать тысяч мест на сотни тысяч болельщиков!
Гаврику хотелось кричать от обиды и злости. Дать бы ей изо всей силы кулаком в морду, так чтоб из носа потекла юшка. Обязательно чтоб потекла. Или укусить...
Но вместо этого он вдруг заискивающе улыбнулся и проговорил, чуть не плача:
- Мадам Стороженко, Вы ж всегда обещали на сорок пять...
- Скажите спасибо, что строю на такую рвань на тридцать. Иди с богом!
- Мадам Стороженко... Вы ж сами в ВИП торгуете по восемьдесят...
- Иди, иди, не морочь голову! Мой товар. По сколько надо, по столько и торгую, на сколько хочу – на столько и строю, ты мне можешь не указывать... Ложи, ложи, ложи!
Гаврик посмотрел на мадам Стороженко. Она сидела на своей детской скамеечке - громадная, неприступная, каменная.
Он мог бы ей сказать, что у них с дедушкой совершенно нет денег, что надо обязательно купить красок и ткань для баннеров, что требуется всего-навсего дополнительных мест тысяч пятнадцать-двадцать, - но стоило ли унижаться?
В мальчике вдруг заговорила спортивная гордость.
Он вытер рукавом слезы, щипавшие облупленный носик, высморкался двумя пальцами в пыль, вскинул на плечо легкий садок и пошел прочь своей цепкой, черноморской походочкой.
Он шел и думал, где бы раздобыть еще «мяса»…